Неточные совпадения
Красивое это озеро Октыл в ясную погоду. Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну рыба ходит. С запада озеро обступили синею стеной высокие
горы, а на восток шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились белые чайки-красноножки. Нюрочка была в
восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее за руку, точно боялась, что она
от радости выскочит в воду. На озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
Затем из нагретой перекиси марганца, смешанного с песком, был добыт при помощи аптекарского пузырька, гуттаперчивого конца
от эсмарховой кружки, таза, наполненного водой, и банки из-под варенья — кислород. Разожженная пробка, уголь и проволока
горели в банке так ослепительно, что глазам становилось больно. Любка хлопала в ладоши и визжала в
восторге...
От крика они разлетятся в стороны и исчезнут, а потом, собравшись вместе, с горящими
восторгом и удалью глазами, они со смехом будут рассказывать друг другу о том, что чувствовали, услышав крик и погоню за ними, и что случилось с ними, когда они бежали по саду так быстро, точно земля
горела под ногами.
Я выбежал за ним с обожанием, с
восторгом зрителя, получившего высокое наслаждение. Много я слышал о силачах, но первый раз видел сильного человека, казавшегося не сильным, — не таким сильным. Я весь
горел, ликовал, ног под собой не слышал
от возбуждения. Если таково начало нашего похода, то что же предстоит впереди?
И боже мой, неужели не ее встретил он потом, далеко
от берегов своей родины, под чужим небом, полуденным, жарким, в дивном вечном городе, в блеске бала, при громе музыки, в палаццо (непременно в палаццо), потонувшем в море огней, на этом балконе, увитом миртом и розами, где она, узнав его, так поспешно сняла свою маску и, прошептав: «Я свободна», задрожав, бросилась в его объятия, и, вскрикнув
от восторга, прижавшись друг к другу, они в один миг забыли и
горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и старика, и мрачный сад в далекой родине, и скамейку, на которой, с последним, страстным поцелуем, она вырвалась из занемевших в отчаянной муке объятий его…
И в то же время мечты, сладчайшие, заветные, волшебные мечты,
от которых замирает душа и
горит голова, закопошились в ее мозгах, и всем ее маленьким существом овладел неизъяснимый
восторг. Он, Топорков, хочет ее сделать своей женой, а ведь он так статен, красив, умен! Он посвятил жизнь свою человечеству и… ездит в таких роскошных санях!
Она опять запела. И еще несколько песен спела. Буйный
восторг, несшийся
от толпы, как на волне, поднял ее высоко вверх. Глаза вдохновенно
горели, голос окреп. Он наполнил всю залу, и бился о стены, и — могучий, радостный, — как будто пытался их растолкнуть.
Ревунов (не расслышав). Я уже ел, благодарю. Вы говорите: гуся? Благодарю… Да… Старину вспомнил… А ведь приятно, молодой человек! Плывешь себе по морю,
горя не знаючи, и… (дрогнувшим голосом) помните этот
восторг, когда делают поворот оверштаг! Какой моряк не зажжется при воспоминании об этом маневре?! Ведь как только раздалась команда: свистать всех наверх, поворот оверштаг — словно электрическая искра пробежала по всем. Начиная
от командира и до последнего матроса — все встрепенулись…
У мамы стало серьезное лицо с покорными светящимися глазами. «Команда» моя была в
восторге от «подвига», на который я шел. Глаза Инны
горели завистью. Маруся радовалась за меня, по-обычному не воспринимая опасных сторон дела. У меня в душе был жутко-радостный подъем, было весело и необычно.
— Да, милая, душа моя, это все ложь, — повторял Волынской, осыпая ее самыми пламенными ласками,
от которых она убиралась в лучшие цветы счастия, как невеста к венцу, и
горела неизъяснимым
восторгом.